Честь Воина [CИ] - Вита Алая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Единственное, что казалось сомнительным, так это то, что человек действительно мог жить без души. То, что Армат не принадлежал более сам себе, было просто ощущением, но вряд ли он являлся прямой марионеткой Тёмной Матери. Должны же у него сохраниться какие-то понятия, хотя бы из того же Кодекса? Впрочем, обольщаться на его счёт не стоило. Скорее всего, Меч Смерти приберёт Меч Кернуна к рукам.
Однако, если всё остальное будет выполнено, можно ведь и потом с ним сразиться. Например, став Кинжалом, что позволит снова пройти испытание и получить право на вызов. Нужные дисциплины на стадии обучения Клед сдавал. И пожалуй, спустя какое-то время, сможет ещё раз одолеть Арку без потери себя.
А, возглавив Орден, он просто отменит к чертям все эти ритуалы. Пусть богиня давала способности, недоступные простым смертным, но ведь и без них воспитание солдат здесь неплохо налажено. К тому же, тогда никому не придётся отказываться от любви, и, возможно, вообще стоит со временем переделать Орден в Дружину Княжеств, ограничив срок службы и точно так же набирая добровольцев смолоду, или даже лишние рты в многодетных семьях…
С другой стороны, на таком пути было слишком много всяких «если». «Ни один план битвы не переживает столкновения с действительностью без изменений», — как-то так говорили на уроках стратегии. И ещё: «Чем меньше в плане развилок, тем он надёжнее».
Но если пойти другим путём, там развилок было не меньше: надо попасть в авангард войска, приблизиться к ахсаре в решающем бою (раньше она вряд ли полезет рубиться), подобрать чёрный скимитар того, кто падёт перед ним (ставка на то, что туда пошлют кого-то с таким оружием, довольно надёжна, но не гарантирована), рубиться на свой страх и риск (если в бой ещё до того не вступит сам Меч Смерти и не победит), а потом… В принципе, потом всё то же самое: волшебный клинок отберут и придётся бросать вызов Армату. Только тайну раскрывать не придётся.
В этом случае оставался лишь один жирный минус: скрывая такую сильную сторону врага, можно существенно снизить шансы своего войска на победу, которая тоже необходима, чтобы потом выбраться оттуда с реликвией живым. К тому же, при таком развитии событий тайну рода не удастся сохранить всё равно. Так может, надёжнее сразу обеспечить себе поединок с Мореной по плану боя?
Клед всё ещё пытался решить этот вопрос на следующий день. Во время традиционного приглашения, он снова таращился на Меча Смерти слишком пристально, пытаясь понять, можно ли ему доверять. И Армат снова задержал на нём взгляд, впрочем, на этот раз Воин сразу опустил глаза.
А перед обедом глава Ордена вызвал его к себе.
Гадая, до чего он доигрался, буравя того взглядом на площадке, и мысленно готовясь даже к поединку чести, Клед явился в довольно уютный домик в маленьком саду, отгороженном от остального монастыря каменной стеной.
На входе его обыскал охранник и потребовал сдать оружие. Воин немного подивился — ведь он видел на тренировке, что Меч и голыми руками неплохо справляется против вооружённых противников рангом повыше, а дома у того наверняка найдётся небольшой арсенал. Но поскольку нападать всё равно не собирался, беспрекословно оставил свои кинжалы. Меч Рамона отправился «в общак» ещё при въезде в Обитель — насовсем, как и конь: при необходимости куда-то ехать, Воина снабдят средством передвижения, а оружие выдадут там, куда припишут; старый же клинок, скорее всего, переплавят, поскольку орденские легче, удобней и немного лучше по качеству.
Меч Смерти встретил подчинённого на уютной закрытой веранде, с трёх сторон остеклённой почти до пола. Таких огромных окон, пусть даже выполненных из множества квадратов, сын приграничного барона никогда не видел. За ними открывался сад, где уже выпустили бутоны королевы цветов — трианты. Остальные кусты были, кажется, вечнозелёными.
Клед снова подивился тому, что человеку с пустыми глазами не чужд вкус к красоте. Может быть, всё-таки что-то осталось в нём своего. А может, внешние атрибуты служили лишь для подчёркивания статуса. Ну и нельзя исключать вариант, что обустраивала тут всё Петра. Отступницы Похоти не леденеют, как Воины Смерти, от недостатка чувств, а выгорают от их переизбытка, вдруг понял он.
Комната была оборудована, как нечто среднее между гостиной и кабинетом: в одном углу письменный стол, в другом — круглый столик для чаепития, а посередине пара обтянутых кожей диванов. Армат сел на один из них и пригласил Кледа опуститься напротив. По выражению лица высокого начальства догадаться ни о чём было нельзя, но, судя по приёму, речь не шла о провинности, да и не чувствовал молодой Воин никакой враждебности.
— Я всё не мог вспомнить, откуда мне знакомо твоё лицо, — начал Меч. — А потом сверился с бумагами и понял. Ты ведь последний уцелевший Лоринден, не так ли?
Клед привык скрывать своё настоящее имя, но мог бы догадаться что Скимитар отметит его в записях. Смысла отпираться не было, и он кивнул, пока не понимая, при чём тут его родословная. Однако следующий вопрос застал его врасплох:
— Скажи, у вас хранился так называемый Меч Кернуна?
Воин замер от неожиданности. Никто ведь не должен был знать! Как же так? Можно, конечно, было бы соврать, отпираться, но своей реакцией он уже выдал себя с головой и понимал это. Только не мог разомкнуть рта, чтобы признаться вслух. Впрочем, Меч решил не вводить подчинённого в искушение:
— Вижу, что да. И что же с ним стало?
Клед наконец набрал в грудь воздуха и севшим голосом ответил, разом запуская «второй вариант» и продуманных:
— Его украли нарты, разорившие Кастердом. В данный момент им учится владеть их ахсара, Морена. Собственно, я так смотрел на вас, пытаясь решить, могу ли просить о высокой чести.
— Какой же? — заинтересовался Армат, хотя это слишком сильно сказано — скорее он изобразил интерес, приподняв бровь.
— Отправиться на передовую в грядущей войне и сразиться с предводительницей кочевников, чтобы вернуть родовую реликвию. Известно, что чёрные скимитары могут противостоять рассекающему всё остальное клинку.
— Значит, легенды всё-таки правда? — Клед кивнул. — А ты неплохо осведомлён. Откуда?
Парень сглотнул, поспешно пряча воспоминание о Петре за мыслями об Алрине, и честно ответил:
— На Вольнице